Свежие выпуски "Актуальной камеры" государственной телевизионной корпорации ERR.
Главная » 2008»Декабрь»30 » Михаил Веллер: я держу в ящике письменного стола маузер
Михаил Веллер: я держу в ящике письменного стола маузер
00:50
Михаил Веллер: я держу в ящике письменного стола маузер
Недавно все СМИ сообщили о том, что писателю Михаилу
Веллеру в здании Посольства Эстонии в РФ была вручена государственная
награда – орден «Белой звезды» 4-й степени. Об этом и о том, что
чувствует творец, когда его заслуги отмечаются официально, Борис Тух говорил
с писателем, приехавшим в Таллинн встретить Новый год в кругу семьи.
- Мечтал ли ты когда-нибудь о наградах?
Да, я мечтал о наградах. Когда я отправлялся в свой первый стройотряд,
после первого курса филфака Ленинградского университета, один из наших
ветеранов, который уже поработал на трех таких стройках, на правой
груди стройотрядовской формяги имел орденскую ленточку, зеленую с
желтыми полосками по краям. Это была медаль «За освоение целины». И
тогда я подумал, как хорошо было бы и мне щеголять орденскими планками!
А какие планки мог получить в мирное время простой студент? «За
освоение целины»… «За отвагу на пожаре»…
- И «За спасение утопающих».
Совершенно верно! Было бы не слабо – с тремя такими-то колодками
ходить! Но их мне не дали: случая не представилось. Но орден «Белой
Звезды» 4-й степени – это государственная награда, о которой я думал
менее всего.
- В феврале, когда награжденным вручали ордена, тебя в Эстонии не было. Где ты узнал о своем ордене?
В феврале я был в Индии, в Дели, на книжной ярмарке, на которой
российская книга участвовала в качестве почетного гостя. Товарищи
писатели как раз пошли по дешевым лавкам, чтобы привести домой какие-то
сувениры – это святое! И вот мы попали в лапы словоохотливого продавца,
который завел нас на второй этаж своей лавки и начал демонстрировать
кашемировые шали. Может быть, они кашемировыми и не были, но продавец
клялся, что были! Торг был в самом разгаре, цена – в переводе с рупий
на доллары – уже сползла с 800 долларов за штуку до двадцати, мы уже
были размяты и готовы приступить к покупкам. Тут зазвонил мой телефон.
Заполошный голос активного функционера-соотечественника Сергея Сергеева
спросил «Ну что, ты уже слышал?». «Господи, - подумал я, - уж не войну
ли кому объявила Эстония?». «Ты газеты сегодняшние видел?» - настаивал
голос в трубке. Это звучало уже серьезно, где-то на уровне нанесения
Израилем ядерного удара по Ирану. «Ты ничего не знаешь?». У меня все
внутри похолодело: уж не Россия ли распалась на составные части? «Тебя
наградили!» - торжественно провозгласил он. «Чем?» - идиотски спросил
я. «Орденом!». «Каким орденом?» - «Белой звезды!» «Какой «Белой
Звезды»?» - «Четвертой степени!».
Девять из десяти моих друзей, узнав об этом, проявляли свое остроумие однообразно: «Белой Звезды?. Почему не желтой?».
- Надеюсь, ты прямо на индийской земле отметил это событие?
Орден был обмыт замечательным английским виски “Black Dog” («Черный
пес»), литровый флакон которого был мне подарен российским военным
атташе в Индии, который полдня катал меня по Дели в качестве
принимающего, друга и так далее, и рассказал мне столько интересного
про индийскую оборонную мощь...
- Классический вопрос: что ты почувствовал, узнав об ордене?
Что полагается чувствовать художнику, получившему государственную
награду? Некоторое остраннение, некое холодное несогласие, некое
космополитическое чувство, что награда, как говорил великий немецкий
философ Артур Шопенгауэр, это раскрашенный кусочек металла на яркой
тряпочке, который вешается на грудь в качестве знака для толпы: мол,
этот человек не вам чета, он герой; помните это и воздавайте ему
должное! Шопенгауэр был человеком едкого цинического ума!
Я не знаю, что должен делать писатель с орденом. Лев Толстой отказался
от Нобелевской премии. А Солженицын отказываться от нее не стал, зато
отказался приехать к президенту Рейгану, высокомерно сообщив, что
нечего русскому писателю ездить в гости к американскому президенту.
Каков жест! Писатель гордо плюет в мозолистую руку власти, которая
впустила его в страну, позволила ему жить и издаваться, защищает его от
врагов, которые хотели бы его загнать обратно на Колыму… И все-таки в
этой позиции есть нечто самоценное, суверенитет личности…
- Вернувшись
в Россию, Солженицын отказался принять из рук президента Ельцина
правительственную награду, причем это был более престижный орден, чем
«За заслуги перед Отечеством» какой-то степени. Так что он не делал
различий между властями…
И это говорит о силе его натуры.
Кстати, каково название! За заслуги перед Отечеством третьей, допустим,
степени. Что тут третьей степени: заслуги или отечество? И так ли это
почетно: третьестепенные заслуги? Если же убрать степень, получится
нечто вроде старинного прусского ордена “Pour le merite”, учрежденного
Фридрихом Великим (прусский король предпочитал говорить по-французски и
потому дал ордену такое название).
Так вот, что касается заслуг перед отечеством, то лично за мной не
числится никаких заслуг ни перед эстонским отечеством, ни перед
российским, ни перед израильским, ни перед «мировой закулисой». -
В чем тебя обвиняют, между прочим, авторы комментариев на одном
грязноватом интернет-портале... Но они всех обвиняют: такая уж там
компания собралась.
Я всю жизнь полагал, что я частное лицо, которое выражает в своих
книгах свое частное мнение, делает частные заявления и говорит, что
думает – и в гробу я видал всех, кто со мной не согласен! Каждый имеет
право на собственное мнение. По-моему, мы живем в такое время, когда
честное высказывание своего мнения превращается в нечто среднее между
художественным свершением и актом гражданского мужества. Хотя за это
тебя пока что никто не собирается ссылать или сажать.
Правда, когда я приехал в 1979 году в Эстонию и узнал об истории
Эстонии ХХ века из эстонских уст, я произнес такую фразу – совершенно
откровенно и до сих пор от нее не отказываюсь: «Ребята, если бы я был
эстонцем, я бы держал в ящике письменного стола автомат».
Что любопытно – сегодня я держу в ящике письменного стола маузер.
- Зачем?
Ну так, на всякий случай. Он, во-первых, компактнее, чем автомат, и
тоже имеет перевод на автоматическую стрельбу. Во-вторых, как говорил
Остап Бендер, приятно иметь собственный паровоз. Это что-то такое
раритетное. Я думаю, что это как-то связано с тем, что в последние годы
я работал над книгами о батьке Махно и истории гражданской войны. Когда
писатель садится на подобную тему, она вылезает через совершенно
неожиданные поры.
Повторяю: заслуг перед эстонским государством я не имею. И награждение
рассматриваю как сносное, а в чем-то даже доброжелательно
комплиментарное отношение государства к скромному русскому писателю,
который выжил в Эстонии, приехав сюда в веселые брежневские годы, и
который привык говорить правду, независимо от того, говорит ли он ее в
Москве, в Таллинне или в Нью-Йорке. Только и всего.
- Ордена обычно носят на мундире, а штатские – на фраке или вечернем костюме. Но это не твой стиль. На что ты надеваешь орден?
Мне вручили орден в эстонском посольстве в Москве. Оттуда я ехал на
радио «Маяк», и у меня возникла идея нацепить его на свитерок. Они у
меня спросят: «Что это у вас такое?». И я расскажу. Но потом подумал,
что это было бы неуважением к государственной награде. И я ее в
коробочку положил.
- Наш телезритель чаще всего видит тебя в передаче «К барьеру!». С кем была твоя последняя дуэль?
Надеюсь, что она не последняя. Предпочитаю слово «крайняя», которое
неизменно употребляют летчики, подводники и представители некоторых
других небезопасных профессий. Мы препирались с Ваней Дыховичным по
поводу политкорректности. Ваня Дыховичный по профессии сценарист,
режиссер, в молодости был актером Театра на Таганке. Он человек до
мозга костей театральный и очень умело построил свою защиту. Что бы я
ни говорил, он возражал типа того: «Зато мы делаем ракеты, перекрываем
Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей!» - и т.д.,
как там было у Визбора. Мы великая страна с великой культурой, нас все
уважают, потому мы должны быть предупредительны в своих высказываниях.
Ага! Вот сейчас идет очередная арабо-израильская война в секторе Газа,
и весь мир политкорректно говорит: «Надо прекратить применение силы и
сесть за стол переговоров». Но договариваться-то не о чем! Позиция
арабской стороны обнажена до предела в течение последних 60 лет:
государства Израиль быть не должно! Так с кем тут садиться за стол
переговоров? Я полагаю, что политкорректные люди должны сидеть в
стороне, а заниматься делами предоставим нормальным людям...
- А на «Радио Россия» что ты ведешь?
У меня там час прямого эфира. Но кроме того, когда я уезжаю, в эфир
идут передачи, записанные с гостями. Вот сейчас я уехал в Таллинн,
предварительно записав беседу с Аланом Чумаком… Мы с ним встретились в
поезде Киев-Москва, в одном вагоне, но в соседнем купе. Выйдя в
коридор, я увидел шедшего прямо на меня Уно Лахта (я не знал тогда, что
он скончался; но меня поразило, что вся голова его белым-бела, зато
лицо явно помолодело). Мы поздоровались. Я заметил, что из речи моего
собеседника исчез эстонский акцент – но через пять минут оказалось, что
это Алан Чумак…
Другая встреча у меня записана с профессором Небольсиным из Бостона,
внуком адмирала Небольсина, которого в 1917 году штыками закололи
революционные матросики, и дядей Пола Хлебникова, редактора русского
издания журнала «Форбс», не так давно убитого в Москве при невыясненных
обстоятельствах. Профессор – очень редкий человек, настоящий адепт
русской культуры… Кроме того, я отвечаю на вопросы слушателей. 49% из
них – чистое графоманство, еще 49% – жалобы на произвол властей и два
процента – какие-то неожиданные письма, заставляющие задуматься…
- Время на то, чтобы писать книги, остается?
Если я сижу за письменным столом дома, я отключаю оба телефона и
включаю их тогда, когда они уже не помешают. Если приглашения на
какие-то мероприятия выпадают на мое рабочее время, я вежливо отклоняю
их. А если на нерабочее время – то отчего бы не окунуться для
разнообразия в светскую жизнь? Но энергия отсасывается все равно…
- Что ты сейчас пишешь, ты скажешь?
Наши планы – в руке Божией. Как только у меня спрашивают о творческих планах, я отговариваюсь: «Да так, ковыряюсь помаленьку».