Меня уже давно мучает вопрос, на который мне так и не удалось получить квалифицированный ответ: может
ли быть легитимным договор между двумя нелегитимными правительствами и
может ли быть нелегитимным договор между двумя легитимными
правительствами? А от ответа на этот вопрос зависит очень многое, например, подписание пограничного договора между Эстонией и Россией.
Покаяние
На
прошедшем недавно заседании Таллиннского форума «Гражданский мир»
солидный пожилой джентльмен выступил с пламенной речью, призывающей
Россию и русских покаяться в совершенных против Эстонии и эстонцев
преступлениях. На мои возражения, что не было в годы совершения этих
преступлений России, и не русский народ совершал преступления, а
советский режим, последовал ответ менее солидного, более молодого и
значительно более агрессивного господина, что это одно и то же.
Правда, в таком случае для меня остается загадкой: а миллионы русских в те же самые времена репрессировал тоже русский народ?
Но
при этом возникает еще одна проблема: а не должны ли Эстония и
эстонский народ покаяться за активное содействие тому, что советский
режим вообще имел место быть?
И тут уместно обратиться к
событиям, происходившим в начале февраля 1920 года на улице Ванемуйне в
Тарту, где полномочные делегации Эстонской Республики и Российской
Советской Федеративной Социалистической Республики подписали мирный
договор, главным содержанием которого было признание государственного
статуса друг друга на веки вечные. Это было для обоих государств ПЕРВОЕ
такого рода признание, положившее начало их легитимизации, ибо на
момент подписания ни одна из сторон не являлась субъектом
международного права и не была полномочна заключать международные
соглашения.
Заключение в Тарту мирного договора с Советской
Россией пробило брешь в международной изоляции последней. Через Эстонию
стали уплывать на Запад в обмен на промышленную, в том числе и военного
назначения продукцию национальные ценности, попавшие в распоряжение
советской власти, т.е. Эстония активно содействовала экономическому
укреплению государства-соседа, роя, таким образом, себе могилу.
Все
это совершенно объяснимо, ведь Эстония, как тогда казалось, заключением
мирного договора не только легитимизировала создание первого в истории
эстонского государства, что завершало процесс национального
пробуждения, начавшийся в середине XIX века, но и обезопасила себя от
самой серьезной угрозы своему существованию. Правда, со вторым
положением можно поспорить, потому что перед глазами подписывавших в
Тарту с эстонской стороны договор должна была маячить судьба более
известного Брестского договора, который был Советской Россией
аннулирован, как только обстоятельства это позволили. Должны были они
понимать, и кто на самом деле их партнер - хунта, захватившая власть
путем вооруженного переворота, т.е. путем преступления.
Сговор
Таким
образом, заключенный между двумя нелегитимными правительствами, одно из
которых представляло организованную преступную группировку, договор, в
легитимности которого, в отличие от меня, не сомневаются обе стороны,
но в действии которого уверена только одна, проложил дорогу к договору
о военных базах 1939 года и событиям 1940-го.
В брешь,
пробитую Эстонией, хлынул поток признаний советского государства. В
брешь, пробитую Советской Россией - поток признаний Эстонского
государства. Они стали-таки субъектами международного права. И как
таковые в 1939 году заключили договор о военных базах и все последующие
соглашения, приведшие к гибели одного из партнеров. Я не исключаю
несвободы эстонской стороны в 1920-м, когда ее могли подставить великие
державы Запада, и мне совершенно ясна фактическая несвобода Константина
Пятса в 1939-м, когда Эстонию продали и предали не только Гитлер, но и
те же самые западные державы, руководствовавшиеся и тогда, как и
сейчас, исключительно собственными интересами. А они состояли в том,
чтобы Гитлер сделал то, что им не удалось в годы гражданской войны -
уничтожил коммунистический режим, экспансировавший почти непрерывно.
Гангстер,
даже сочетающий грабежи и убийства с легальным бизнесом, остается
гангстером. Единственное, что со временем он овладевает умением
задушить в рамках закона. Что и было сделано с Эстонией. Как теперь
принято говорить: JOKK – juriidiliselt on kõik korras (юридически все в
порядке). Почему я и считаю, что события 1940 года не подпадают под
понятие оккупации, а могут быть охарактеризованы, скорее, как не совсем
добровольная или даже совсем не добровольная инкорпорация. Но это было
пожинанием плодов политики сиюминутных интересов, выражением которой
стал Тартуский мирный договор.
Однако если бы его последствия
сказались только на Эстонии! Они обернулись многомиллионными жертвами
репрессий и войн, включая Вторую мировую - ведь именно сталинский режим
сыграл решающую роль в приходе к власти Гитлера и нацистов в Германии.
Бремя вины
Конечно,
глупо было бы взваливать всю ответственность за ход истории на
крохотную Эстонию. Но я убежден, что какая-то доля вины на ней лежит, а
значит, прежде чем требовать покаяния от других, надо покаяться самой.
Только
не надо перекладывать бремя вины и покаяния на народы. Конечно, любой
эстонский крестьянин в 1920 году если не страстно желал, то уж точно не
возражал против обретения собственной государственности. Но никто у
него не спрашивал, что для этого делать можно, а что нет. Решения
принимал не он. И уж точно никто не спрашивал это у российского
крестьянина, особенно во времена ликвидации кулачества как класса и
коллективизации, в эру расстрелов и лесоповала.
Таково мое
мнение, которое демократическая Эстонская Республика дозволяет мне
иметь. Вероятно, есть промежуточные и прямо противоположные. Их тоже
дозволено иметь. И даже излагать, указывая на слабые места моей
позиции. Только давайте спорить не по-ленински, без объявления врагами
народа и участниками заговора против конституционного строя.