Моя Эстония

В последнюю предрождественскую субботу 1941 года в доме Центрального союза профсоюзов было многолюдно.

Гражданские костюмы мешались с военными мундирами. Огоньки свечей дрожали в еловой хвое. Вспышки фотоаппаратов отражались в высоких псевдоготических окнах. Сине-черно-белое полотнище и флаг Третьего Рейха свешивались по стенам.

Здесь, в зале бывшей гильдии святого Канута, разыгрывался пафосный спектакль: оккупационные власти решили помиловать двести шестьдесят политических заключенных, даровав им право встретить Рождество в кругу родных и близких.

Окружной комиссар штандартенфюрер Бёкинг не забыл подчеркнуть: освобождаемые были не идейными коммунистами, а людьми, пошедшими на службу к Советам по невежеству или из чувства обиды на былые власти Эстонской Республики.

Префект таллиннской полиции Рейго, в свою очередь, напомнил, что отныне они должны навсегда помнить проявленную к ним великую милость и ежедневно доказывать свою лояльность Великой Германии и ее вождю.

Официальные речи отзвучали. Застывшему вдоль стен караулу из членов «Омакайтсе» была дана команда «вольно». Вчерашние узники Батарейной тюрьмы побрели по улицам заметаемого метелью темного города…

Годы и граммы

«Под звездой войны наступает нынешнее Рождество, что накладывает свою печать на праздник, - была вынуждена признать в декабре 1941 года газета Eesti Sõna. – Отсутствуют то предрождественское воодушевление, оживление и суета, которые были присущи таллиннским улицам, рынкам и магазинам в мирные дни».

Приобрести праздничные подарки таллиннцам семидесятилетней давности и впрямь было затруднительно. Множество магазинов, закрывшихся еще во время обороны города, с августа месяца так и не открылось. Те, что работали, испытывали острый дефицит товаров: большая часть их отпускалась только по талонам.

Еще с начала декабря оккупационные власти широко разрекламировали кампанию по увеличению норм выдачи сахара населению. Фотографии грузчиков с тяжелыми мешками за плечами и склонившихся над столами фасовщиц должны были убедить: Рождество новые хозяева пытаются «подсластить» всеми силами.

Возможности, как признавались власти, были ограниченными. На ребенка до 15 лет к празднику полагался талон на приобретение дополнительных 700 граммов сахара, на взрослых – всего 400. Кроме того, таллиннское самоуправление намеревалось выдать по 200 граммов карамели семьям с детьми от 3 до 12 лет.

С 20 декабря в Таллинне, впервые с начала войны, была возобновлена торговля водкой. Приобрести ее могли исключительно мужчины в возрасте от 20 до 79 лет, не более полулитра в руки. Причем – исключительно в принесенную из дому тару.

Продажа осуществлялась только при наличии документа с фото: подписью покупатель заверял, что свою норму он приобрел и в другие магазины обращаться еще раз не станет.

Подарок на продажу

Какие магазины в предрождественском Таллинне 1941 года работали бойко – так это комиссионные. Правда, их деятельность в газетах не освещается: официально власти относились к ним прохладно, видя в них скрытую форму «спекуляции» - в Рейхе она на словах осуждалась строго.

Зато уже с конца ноября Таллин активно присоединился к другой «Общегерманской» кампании – по сбору «зимней помощи». Приобретенные от населения теплые вещи шли «на передовую борьбы с большевизмом»: иными словами – на фронт, где служащим вермахта пришлось изведать на себе прелести русской зимы в полной мере.

«Пункт приема теплой одежды, шуб и шкур для рождественских подарков германской армии» располагался в бывшем «еврейском» магазине на улице Вяйке-Карья, 10. Зимние шапки охотно принимали в магазине по адресу Виру, 23 – его бывший владелец также числился «исчезнувшим с осени без следа».

За первую же неделю кампании таллиннцы принесли на сборочные пункты 12 500 шуб и полушубков, а также 27 800 шапок. Причем – отнюдь не безвозмездно: даже коллаборационистская пресса была вынуждена признать, что большая часть «подарков» была выкуплена у владельцев за половину их прежней стоимости.

При этом в искренности некого старика, пожертвовавшего свою единственную ушанку, в которой он прошел четыре войны – русско-японскую, Первую мировую, гражданскую в Финляндии и Освободительную в Эстонии – сомневаться не приходится.

А вот откуда у некой «пожелавшей спешно скрыться дамы» обнаружился целый комплект «почти совсем неношеных шуб на всю семью» - Eesti Sõna уточнять не стала.

Елочная монополия

Судя по статьям в том же издании, наиболее дефицитным товаром в предрождественском Таллине были семьдесят лет тому назад свечи.

Это и неудивительно: за три месяца хозяйствования в Таллинне немецкие власти так и не смогли восстановить взорванные при отступлении Красной армии цеха городской электростанции, и вечера значительной части горожан приходилось коротать при свечах.

Прозвучавшие за несколько дней до праздника обещания городских властей возобновить подачу электричества всем таллиннским потребителям не позднее Сочельника так и осталось обещанием. Однако подобие иллюминации устроить удалось.

Еще утром 24 декабря на площади Вабадузе была установлена елка. С наступлением сумерек на ней, несмотря на военное время, вспыхнули электрические лампочки. Еще одна электрогирлянда зажглась на ели, росшей на углу улиц Кундери и Крейцвальди: сразу две елки в довоенном Таллинне, кстати, никогда не зажигались.

Зажглись елки и в домах таллиннцев – тех из них, которым покупка главного украшения праздника оказалась по карману. Ведь окрестные крестьяне, начавшие поставки зеленых красавиц на городские рынки еще с 17 декабря, не упустили возможности взвинтить на них цены.

Насколько высоко? Судить приходится косвенно: по реакции т.н. «экономической дирекции», отвечавшей в годы нацистской оккупации за вопросы снабжения. Уже 22 декабря она организовала три пункта продажи елок по фиксированным ценам – от 70 пфеннигов до 1 рейхсмарки.

Дорого это было или дешево? Если учесть, что в конце тридцатых годов елка в Таллинне стоила от пятидесяти сентов до кроны, а одну крону оккупационные власти приравняли к восьмидесяти пфеннигам, получается, что даже «государственные» цены выросли почти на треть.

Оттенки пропаганды

Официальная пропаганда на оккупированных территориях СССР неустанно повторяла: Германия вернула населению Рождество, «украденное» до того большевиками.

Применительно к Эстонии этот посыл был справедлив лишь отчасти. В первый год советской власти рождественские праздники не отмечались на официальном уровне, однако два выходных дня были сохранены.

О том, что выходные эти – не совсем обычные, догадаться можно было лишь по газетным публикациям: 25 и 26 декабря 1940 года и Rahva Hääl, и Noorte Hääl не поскупились на атеистическую пропаганду.

Год спустя Eesti Sõna потчевала читателей пропагандой иного рода. В рождественских поздравлениях, например, христианская составляющая праздника едва угадывалась: излишнее напоминание о месте рождения Христа, а тем более – о народе, среди которого он рос, в Рейхе не поощрялось.

Что поощрялось – так это упоминание о трагических событиях давнего и недавнего прошлого. Публикация материалов, касающихся июньской депортации, кульминировала, похоже, статьей «Извечный враг Эстонии» в номере за 24 декабря.

На полутора полосах был напечатан список военных действий, предпринятых со времен Киевской Руси «коварным восточным соседом на землю эстов». Впрочем, разместился он на шестой-седьмой полосе, а вторая-третья были отведены под фоторепортаж из Германии «Нация, партия, Вождь и государство».

Сам «вождь» присутствовал на страницах рождественского выпуска Eesti Sõna трижды: два раза на фотографиях и третий – в заголовке статьи, сообщающий о том, что фюрер принял на себя командование всеми сухопутными войсками Рейха.

* * *

За несколько дней до праздников в газетах появилось объявление: генеральный комиссар округа «Эстланд» Карл Зигмунд Линцман и «национальный директор» Хьялмар Мяэ принимать личных поздравлений в этом году не будут.

Оба они – как, впрочем, и шеф германской полиции безопасности в Эстонии Мартин Зандбергер – заявились 25 декабря на детский праздник, организованный в театре «Эстония»: на газетных снимках эсэсовский мундир последнего смотрится в окружении «косолапого Мишки, хитреца Лиса, зайчиков и Деда Мороза» особенно дико.

«Сегодня у нас особенное Рождество, – вещал детям Мяэ. – Совсем недавно казалось, что праздник этот исчез навсегда. И мы могли бы навсегда сгинуть, если бы, по воле Вождя, не были освобождены германской армией. Никогда не забывайте германскую армию, германский народ и Вождя, спасших нас от ига!»

…«Не забывать» всю вышеперечисленную компанию таллинцам предстояло еще два Рождества подряд: нацистская оккупация города длилась свыше тысячи дней и ночей…

По материалам
www.baltija.eu