Как Ирина променяла русское шило на норвежское мыло
«Новый театр» открылся спектаклем «Ставангер» по пьесе Марины
Крапивиной в постановке московского режиссера Юрия Муравицкого, три
недели назад получившего «Золотую маску» в номинации эксперимент.
Постановка «Ставангера» – тоже своего рода эксперимент: как наша публика
примет спектакль по т.н. «новой драматургии», с которой знакома лишь
выборочно, по редким приездам «Театра.doc»?
Коллизия известна со времен «Интердевочки». Молодой русской женщине
обрыдла жизнь на расхристанной и неприветливой родине, она хочет слинять
в благополучную (хотя и скучноватую) скандинавскую страну и найти там
личное счастье с несколько потрепанным, но вроде бы надежным мужчиной.
Естественно, вписаться в непривычный быт, перестать чувствовать себя
чужой, девушке не удается…
Несмотря на то, что Запад сегодня переполнен молодыми и энергичными
женщинами из бывшего совка, которые, вроде бы, неплохо пристроены,
история эта воспринимается и как притча, и как фото с натуры, а зал
узнает в ней если не факты своей жизни, то ощущения: кого, в конце
концов, в наши дни не прикладывали жестоко фейсом об тейбл?
Женский взгляд Марины Крапивиной
Ирина (Алина Кармазина) – журналистка, она состоялась как профессионал,
но не состоялась в личной жизни. Муж Николай (Александр Кучмезов) –
инструктор. Они познакомились, когда он обучал женщину водить машину.
Брак их – явный мезальянс: высоко ценящая свою карьеру интеллектуалка и
простой мужик, который валяется на диване, тупо щелкает выключателем
торшера, не хочет ходить с Ириной в гости, потому что от высоких
материй, обсуждаемых в ее кругах, у него раскалывается голова. Они давно
друг другу чужие, детей нет; все их общение – сплошная перебранка, и
диалог этот звучит узнаваемо: в наши дни люди вообще постепенно
утрачивают умение общаться словом, наступает отчуждение – с когда-то
любимым человеком уже не хочется говорить.
Подруга, которая давно живет в Норвегии, советует Ирине: «Найди ты себе
нормального мужика. В России их не осталось. Под лежачий камень вода не
течет». Во Всемирной паутине 34-летняя Ирина отловила 38-летнего
норвежца Одда из провинциального Ставангера.
Но так как пьеса написана женщиной, явно нелестно думающей о мужчинах
как таковых, то норвежский друг Ирины Одд (Сергей Фурманюк) тоже не
может быть назван нормальным мужиком. Более того, если отечественный
Николай раздражал тупостью и ленью, но психически был вполне здоров, то
Одд (работающий, кстати, в школе для детей с недостатками умственного
развития) закомплексован, депрессивен и явно с проблемами в психике. И
вообще – если верить автору – мужчины деградировали настолько, что найти
«качественного» спутника жизни даже очень яркой женщине – все равно,
что выиграть в лотерею джек-пот.
Пьеса сама по себе берет зрителя за душу потому как жизненная. Она
сделана в той же манере, в которой сделаны спектакли «Театра.doc», т.е.
классическая композиция драмы забыта напрочь: пьеса слеплена из коротких
эпизодов. Автор выкладывает все свои карты на стол слишком рано, и
где-то с середины новые эпизоды только подтверждают уже сказанное.
Какие-то события вроде происходят, но действие стоит на месте…
Документальной драме это прощается. Но «Ставангер» – не документальная
драма, и слабость техники письма неизбежно создает проблемы для
режиссера и актеров.
Постановщик и актеры спасают драматургию
Юрий Муравицкий и труппа (Алина Кармазина, Сергей Фурманюк, Марина
Малова, Александр Кучмезов, Анна Маркова, Дмитрий Симагин) со всеми
этими проблемами справляются блистательно. Бедность и некоторая
невнятность драматургии не прячется, а дерзко выставляется напоказ как
некое новое слово. Перед каждой картиной на стене зала Канутской гильдии
возникают титры, сообщающие, где и что будет происходить – как у
раннего Брехта. Оформление (группа Redhaus) сведено к неизбежным в
каждой квартире предметам-символам: дивану с торшером, холодильнику,
низкому журнальному столику (которым Одд очень дорожит, хотя это –
плексигласовое барахло, правда, эксклюзивное) и унитазу. Последний
образчик сантехники в наши дни очень популярен среди сценографов: если
спектакль по-современному крут и резок, без унитаза никак не обойтись.
Но вернемся в «Ставангер». Расплывчатые видеокадры, которые тоже
довольно плохо различимы на неприспособленных для этого стенах
старинного зала, – хороший прием. Они соответствуют расплывчатости
пьесы, но при этом создают ощущение какого-то странного, непонятого
мира, в который оказалась вброшенной Ольга. А ансамбль «Ольгаклёшъ»,
исполняющий старые шлягеры («У природы нет плохой погоды…», «Летящей
походкой ты вышла из мая» и пр.) как раз намекает на то, что за четверть
века изменилось все вокруг нас, но мы не успели. Хотя вовсю пользуемся
Интернетом и принимаем его виртуальную реальность за настоящую.
В виртуальной реальности Одд – романтик, способный покорить женщину,
внушить ей надежду. Первый монолог Одда (письмо к Ирине) Сергей Фурманюк
читает великолепно: в нем столько искренности, столько веры в каждое
произнесенное слово, интонации и модуляции голоса удивительно точны,
тембр меняется именно там, где это должно совершенно неотразимо
действовать на женщину. И тем неожиданнее первое появление Одда в
реальном мире: преувеличенная бодрость, за которой скрывается дикая
неуверенность в себе и вопрос: зачем, собственно, я вызвал эту женщину в
Норвегию?; какая-то детская вязаная шапка с помпонами…
Жестоко и талантливо
Зажатость Ирины, на которую Алина Кармазина только слегка намекала в
сценах в Москве, с Николаем, которая там могла сойти за постоянную
необходимость сдерживаться, чтобы не выплеснуть всё раздражение, здесь
переходит в другую, чем у Одда, но не менее сковывающую неуверенность в
себе, растерянность… Ее жизнь с Оддом в чем-то становится зеркальным
отражением жизни с Николаем, только теперь ей не хочется ходить в гости к
друзьям своего бойфренда, которые относятся к ней как к чему-то
экзотичному и опасному. Секс с Оддом не приносит радости, их первый
вечер в постели – одна из самых смешных и антисексуальных сцен, какие
только можно придумать, нечто похожее я видел только в фильме Кирилла
Серебрянникова «Изображая жертву». А потом выясняется, что Одд, вдобавок
к прочим своим достоинствам, еще и мазохист. Вместо настоящего мужчины
Ирина заполучила параноика. Но этот страх – не просто болезнь; это ужас
человека перед реальным миром, уютно устроиться в котором не удается
обоим героям.
Актеры, пришедшие кто из Русской театральной школы, кто из Русского
кукольного театра, играют прекрасно. Сергея Фурманюка я всегда считал
очень талантливым актером и был убежден, что Русский театр напрасно
расстался с ним. Насчет Александра Кучмезова уверен не был, он очень
хорошо начинал после прихода из Школы-студии МХАТ, но затем как-то увял.
Но здесь, в роли Николая, он чрезвычайно убедителен.
Марина Малова, которая была гротескной анекдотической блондинкой в
«Секс-комедии в летнюю ночь», агрессивную Агнесс (бывшую девушку Одда)
сыграла так, что чувствуется исходящая от этой женщины устрашающая волна
холодной ненависти. Анна Маркова в роли обосновавшейся в Норвегии
подруги дает понять, отчего русские девушки пользуются на Западе
сомнительной репутацией. Дмитрий Симагин в ролях одного сумасшедшего и
двух плохих мальчиков очень разный – и все его герои понятны.
Из двух вариантов финала режиссер выбрал более жесткий. Спектакль
жесток – как жестока сама жизнь. И талантлив. «Новый театр» продюсера
Наташи Маченене прекрасно начал свою новую жизнь (раньше он существовал
как «Другой театр») в Таллинне. Ниша для него есть, публика, думаю,
найдется – на премьере зал выглядел очень «молодежным».