Моя Эстония

Три истории в одной

В сборник Майму Берг (род. 1945) вошли дебютный роман писательницы «Рукопись, найденная в Веймаре», рассказы «Мадам Парессёз» и «Тартуский дух», а также эссе «Игрушечный писатель». Рассказы хороши по-своему, но центральное место занимает, конечно, роман, который в оригинале назывался «Kirjutajad»; как отмечает в предисловии переводчик, название «Пишущие» по-русски не звучит, оттого текст переименован по мотивам «Рукописи, найденной в Сарагосе». Надо сказать, что переименование это крайне удачно. Как роман Яна Потоцкого являет собой переплетение многочисленных сюжетов а-ля «Тысяча и одна ночь», так и «Рукопись, найденная в Веймаре» объединяет три истории, точнее, трех рассказчиков, которые «встретились в реальности или в чьей-то фантазии».

Первый рассказчик – лирическая героиня Майму Берг, эстонка, вышедшая замуж за немца и переехавшая в Германию. Размышляя о том, не предала ли она родину, героиня по совету знакомой едет вместе с дочерью развеяться в Веймар. Там она встречает вторую рассказчицу – пожилую фрау Маннке, работающую в музее Гердера. Как выясняется ближе к финалу, в годы Второй мировой войны Христиана Маннке была замешана в загадочной истории, связанной с умершим в концлагере художником. Но все это будет потом, а пока фрау Маннке вручает героине «перепечатанную на современном немецком» рукопись, оставленную неким эстонцем, жившим в середине XVI века, накануне Ливонской войны, и (якобы?) найденную в архивах музея.

Эта рукопись и составляет основное содержание романа. Крестьянский сын, который волей господ стал учеником католического священника и «получил образование, хотя был рожден говорящим пахотным волом», участвует в судьбе Барбары фон Тизенгузен (Тизенгаузен), дворянки, которую обвинили в сожительстве с писарем и казнили по приговору семейного суда. Сумасбродная Барбара причинила герою немало зла, но он, тем не менее, влюблен в нее – и не может ничего изменить: «Моя участь – подчиняться тем, кто сильнее меня. А кто здесь не был сильнее меня?»

Совершает герой предательство или нет – он не понимает; решение за читателем. Важно, что история крестьянского сына и Барбары фон Тизенгузен странным образом отражается в истории фрау Маннке, возможно, предавшей возлюбленного, и в истории лирической героини, которая все никак не может решить, предала ли она Эстонию. А отдельные детали повествования, как отмечает Борис Тух, аукаются и в современности: «Когда читаешь диалог автора рукописи с отцом Маттиасом, полагающим, что язык местного населения, maarahvas (термин "эстонцы” тогда еще не существовал), не язык вовсе, а так, нечто вроде мычания коров или щебета птиц, начинаешь задумываться над чванством далеко не лучших современных потомков maarahvas, которые ради сохранения своего языка готовы вытеснить другой...»

«Но если выбить брешь...»

Актер и поэт Юхан Вийдинг (1948-1995) наиболее известен русскому читателю последним своим верлибром, созданным незадолго до смерти: «Кто? Йохан. Что? Гулял. Когда? В январе 1995 года. Где? В центре Таллина. Увидел на каменной стене предвыборную листовку, в которой стояло: "Эстония – эстонцам!” Йохан вздрогнул, замер на месте, уставившись в одну точку, и почувствовал, что теряет сознание или равновесие или и то и другое... И буквально через долю секунды он почувствовал, что надо паковать чемоданы, если еще успеет, и бежать...» Сложно сказать, насколько эта «Эстония – эстонцам» повлияла на решение Вийдинга покончить с собой, но как-то, надо думать, повлияла.

Сборник «Ночная песня для мужского голоса» включает в себя стихотворения и лирические эссе, написанные умным и тонким человеком, мучительно ищущим выход из тьмы земных несовершенств. Иногда тьма побеждает, иногда в конце туннеля появляется намек на свет. Монологи Вийдинга мог бы написать Гамлет:

Сбивая кулаки
мы строим стену
из тел
из нас самих
из наших мыслей
мы строим стену
спиливая лица
сличая мысли сны и кирпичи

Но если выбить брешь
и разрешить
глазам глядеть
на белую площадку
из света заслоненного стеной
раздеться до души
и звать прекрасным
прекрасное

то можно жить
не ведая названия стыда
себя познать просвеченного насквозь
познать себя не ведая стыда

С последним стихотворением Вийдинга перекликается и эссе «Националист и шовинист»: оба покупают в магазине банки для специй и круп с надписями на двух языках, националист заклеивает лейкопластырем русские надписи, шовинист – эстонские, и только банка с надписью «какао» по понятной причине избегает общей судьбы. Разницы между националистом и шовинистом, показывает Вийдинг, никакой, но «эстонский национализм» – это звучит гордо, а «русский шовинизм» – сами понимаете как. На деле же и то и другое – фигня. Нормальный поэт и человек должен быть выше этого, а то и попросту вне.

Николай Караев
www.dzd.ee