Моя Эстония

В конце 80-х в республике заговорили об организованной преступности. Перед президентом и правительством в уже независимой Эстонии встал вопрос номер один: какую полицию надо создать, чтобы победить вышедшую из-под контроля преступность. 1 марта 1991 года была создана эстонская полиция, чьим девизом стало известное изречение «Veni, vidi, vici» (Пришел, увидел, победил).

От милиции к полиции

Бывший директор центральной криминальной полиции (аналог ГлавДепУР) господин Андрес Анвельт в 80-е трудился сыщиком в Управлении уголовного розыска ЭССР в отделе по тяжким преступлениям. Анвельт вспоминает те годы: «Нам надо было менять саму структуру МВД, но сохранить кадры, поскольку в системе милиции было много структур, которые дублировали функции. Было и много милицейских начальников, которые не по делу вмешивались в работу уголовного розыска.

Сначала мы убрали систему МВД, от нас ушел центральный аппарат со своими парткомами, штабами и тыловыми генералами. Самим большим чином в полиции стал директор департамента полиции, который вошел наравне с другими департаментами (спасатели, миграционная служба, КаПо – полиция безопасности) в структуру вновь созданного МВД. Министром стал гражданский, а малочисленный аппарат МВД стал выполнять чисто административные функции.

Реформе постепенно подвергались и подразделения на местах («на земле»). Были распущены всякие оперативные, вневедомственные, патрульно-постовые гаишные (ДПС) полки, дивизионы, спецроты. Из их состава были отобраны сотрудники, которые стали работать патрульными экипажами во вновь созданных полицейских префектурах (взамен громоздких ГУВД и РОВД). Уголовный розыск переименовали в криминальную полицию, которая стала совмещать функции ГУБОП, Угро, УБЭП, УБНОН, ОРО, ОПУ и других оперативных служб. В департаменте была сформирована, взамен распущенного советского ОМОНа, «Команда К» - новое эффективное спецподразделение для силового захвата. На местах в полицейских префектурах (в отделах) появились, соответственно, все эти службы».

Кроме территориальных подразделений была создана федеральная полиция по охране общественного порядка (аналог милиции общественной безопасности МВД РФ). Структура, очень похожая на французскую жандармерию и итальянских карабинеров. «Охранная полиция» стала совмещать функции ФСО, ОМОН и УГАИ МВД (УГИБДД). Эффективность охранной полиции заключается в ее мобильности и автономности. Внезапные «алкорейды» в разных уголках страны не дают никаких шансов местным чиновникам и полицейским сесть за руль пьяными. Во время беспорядков мобильные группы охранной полиции из разных регионов профессионально пресекают действия хулиганов (как это было во время «бронзовой ночи») и обеспечивают безопасность во время разных саммитов и визитов высокопоставленных гостей страны, не отвлекая при этом силы других подразделений от выполнения своих повседневных задач.

Охранная полиция, вопреки утверждениям российской прессы, не является спецслужбой. Андрес Хансон до недавнего времени работал в Интерполе и возглавлял Эстонское национальное бюро Интерпола. Начинал как оперуполномоченный уголовного розыска в Калининском РОВД г. Таллинна. Хотя он, как и другие респонденты, не комментирует ситуацию с реформированием милиции в России, но считает, что резать по живому структуры, которые имеют свою богатую историю и наработанную практику, нельзя. Это касается предварительного следствия, или, как его сейчас называют, дознания. В пример он приводит историю начала 90-х годов в Эстонии, когда во время страшного всплеска преступности в республике надо было перейти от милиции к полиции. «Не надо было ничего ломать, — говорит Хансон. — Мы до 2003 года работали по старому УК. Главное, сохранили «на земле» звено следователь – опер (детектив – дознаватель).

Были убраны из функций полиции некоторые «линии». Например, в отделе по борьбе с экономической преступностью криминальной полиции не существует поныне никаких «потребительских» и «кредитных» отделов, как в УБЭП МВД или в его близнеце ДЭБ ФСБ. Этим видом преступлений занимается Министерство финансов. Потому что задача полиции в первую очередь — борьба с уголовными преступлениями и организованной преступностью в сфере экономики. «Но все-таки в 90-х мы сохранили способ работы по раскрытию преступлений советской милиции, и мы победили», — сказал Хансон.

Большой организованный передел

Какую преступность победили и какой ценой, вспомнил и господин Анвельт: «К началу 90-х в Эстонии появились какие-то люди, которые себя называли «пермскими», «кемеровскими» «соликамскими». Оттуда ли были эти люди и как они оказались в Эстонии, до сих пор не знаем. Они были организованы как структуры и после совершения преступления покидали республику. Везде прослеживался один почерк: наружка (бандитская), засада и взрыв или расстрел — этому явно не учат в тюрьмах».

Далее он рассказал о специфике эстонской преступности. «Ранее в Эстонии не существовало организованной преступности, не было в наших зонах и воров в законе. Какой-нибудь залетевший в наши края преступник интересовался у местных: «Кто у вас тут за главного? Кто, типа, за старшего?» Каково же было его удивление, что таких в Эстонии не находили. Но маленькая республика к этому времени вышла в лидеры по экспорту металла, Таллинн был наводнен реэкспортными автомобилями и стал финансовым центром для людей с темным прошлым и сомнительным настоящим. Появились люди, которые взяли на себя функции главных паханов Эстонии, эти люди не имели уголовного прошлого, на разборки не ходили и «по фене» не разговаривали. Но к врагам-конкурентам были беспощадны. Андрес Анвельт считает, что таким человеком в Эстонии был и остается бывший слушатель Минской школы КГБ по прозвищу Коля Золотой.

«Вокруг него объединились бизнесмены, уставшие от беспредела как заезжих, так и местных отморозков. Чья-то невидимая рука их сводила вместе. Среди них были известные люди, такие как представитель «Филипп Моррис» в Балтии Колесников (Колесо), строительный магнат Борис Малиновский, известные спортсмены Чайкин, Ракел, Лещинский и др». В Эстонии начались разборки за передел территории. Сначала пал местный авторитет Юра Калинин. «Наблатыкавшийся» в местной зоне и пытавшийся разговаривать с оппонентами «по понятиям», он был зарезан прямо в ресторанном сортире. Сергей Сачук (который был смотрящим от воровского «общака» в регионе) из Ида Вырумаа, потребовавший свою законную долю в Таллинне, был расстрелян со своей несовершеннолетней дочерью на железнодорожном переезде. В Варшаве вместе с семьей расстреляли краснодарского авторитета Михаила (Мишу) Горбачева, контролировавшего львиную долю банковского бизнеса Эстонии. Киллерами были братья Копельманы, которых сразу же по приезде в Таллинн ждала удавка.

Мартиролог можно продолжить до бесконечности. Гангстерская война в Эстонии продолжалась по принципу домино. Масштаб войны был такой огромный, что эхо кровавых 90-х доносится до сих пор. Время от времени строители, грибники и собаки находят закопанных людей со связанными руками; во время строительных работ обнаруживаются братские могилы: несколько замурованных заживо людей в шахтах Кохтла-Ярве с кляпами во рту.

Есть ли сейчас организованная преступность, спрашиваю Анвельта. «Конечно, есть, они никуда не делись, но их действия контролируют». Если в России успешные подразделения РУБОП ликвидировали по политическим мотивам, то в Эстонии эта служба действует очень эффективно. «Главное — задержать лидеров ОПС не после преступления. Их надо готовить «к посадке» до совершения преступления», — говорит Анвельт.

От количества к качеству

Несмотря на успехи и достижения, эстонская полиция постоянно реформируется. К 2009-му году из 17 префектур остались 4. На месте сокращенных префектур создавались полицейские отделы, а от отделов создавались констебльские участки. Сокращали кабинетных чиновников, без ущерба для патрульных. Численность состава полиции в регионах зависит от количества на душу населения в обслуживаемом уезде. В Эстонии, в отличие от России, где улицы патрулируют разные подразделения (ГИБДД, ППС, вневедомственная охрана, оперативные полки милиции и всякие СММЧ), территорию контролирует единственный полицейский патруль, который выполняет все функции вышеперечисленных российских милицейских патрульных экипажей. Координируются такие патрули Juhtimiskeskus — Центром управления.

Пресс-секретарь префектуры Северного округа полиции (Эстония разделена на четыре полицейских округа: Север, Восток, Запад и Юг) Александра Солнцева разъяснила для «Новой газеты» принцип работы Центра управления: «В каждой из четырех префектур (округов) есть свой центр управления, попросту говоря, то самое место, где принимаются звонки на короткий номер полиции 110. Звонки на номер 110 автоматически перенаправляются именно в ту префектуру, на территории которой находится звонящий в полицию человек. Оператор, принимающий звонок, выясняет, что произошло. Если при этом необходимо вмешательство полиции, на место высылается ближайший, не занятый обслуживанием другого вызова, полицейский патруль. В зависимости от характера поступившей информации и/или от того, какая информация поступила от прибывшего на место происшествия патруля, оператор принимает решение, какие службы еще необходимы на месте происшествия (например, аварийная служба, криминальные полицейские, оперативники, эксперты, кинологи и т.п.). В Эстонии, в отличие от России, на месте преступления не бывает столпотворения с участием высоких чинов, генералов из разных министерств, округов, служб и т.п. Здесь находятся только те люди, которые обязаны находиться.

Не существует в Эстонии и проблем с мигалками. «Сиренами и проблесковыми маячками оборудованы все автомобили оперативной окраски (пожарные, «скорая помощь»), а также в зависимости от выполняемых задач и автомобили бюро охраны правопорядка, — разъяснила госпожа Солнцева. — Также сиренами и проблесковыми маячками оборудованы и автомобили криминальных полицейских в зависимости от того, какая работа на определенной машине выполняется». «То есть, даже не все автомобили департамента полиции имеют мигалки?! — переспросил я. — А если кто-то оборудует свою машину?» «Такие случаи были, но единичные и влекли уголовное наказание или крупный денежный штраф», — ответила она (ст. 426 — «Незаконное использование обозначений, предназначенных для оперативных транспортных средств»).

Такой же вопрос я задал Андресу Хансону, проработавшему в криминальной полиции Эстонии не один год. Ну как это полицейские не злоупотребляют мигалками? А чтобы избежать пробок, например? На что господин Хансон ответил: «Можно, конечно, все, но потом очень сильно пожалеешь». А господин Анвельт сказал, что в полиции нет такой проблемы — использовать не по назначению мигалку, у нее другая проблема — как остаться незамеченным во время наружного наблюдения, поскольку страна маленькая и все друг друга знают.

Не существует проблемы и с использованием спецсигналов машинами первых лиц. Машиной сопровождения пользуются только президент и премьер. В Эстонии не существует спецтрасс (наподобие Кутузовского проспекта), и во время передвижения кортежа улицы не перекрываются. Сам наблюдал несколько раз, когда кортеж президента Тоомаса Ильвеса (из двух машин!) стоит на красный свет с включенными спецсигналами, а «выездная охрана» премьер-министра Андруса Ансипа вовсе не использует спецсигналы и передвигается, как все участники движения. Госпожа Солнцева не комментировала мой вопрос о специфике охраны первых лиц государства, сославшись «на тактику полиции». Однако наблюдательный глаз всегда обнаружит, что все-таки главная тактика охранной полиции максимально не создавать неудобства другим участникам дорожного движения.

С чего начинается КаПо

Если бывшие сотрудники советской милиции — полезные люди для департамента полиции и погранохраны то для другого департамента МВД, обеспечивающего безопасность страны, они являются большой головной болью. Спецслужбы сопредельного государства устраивают настоящую охоту на эту категорию лиц, вовлекают в разные мероприятия и ведут среди них вербовочную работу. Пример тому — разоблаченный агент иностранной разведки, бывший полковник советской милиции Сим. Есть и несколько человек радикальных активистов, в том числе в прокремлевских организациях, которые раньше работали в правоохранительных органах Эстонской ССР. Но не стоит по этому поводу переживать всем бывшим милиционерам, потому что в Эстонии никто не устраивает охоту на ведьм. Среди бывших милиционеров есть люди, успешно сделавшие карьеру уже в независимой Эстонии, например, новый директор КаПо (полиция безопасности) Райво Аэг.

В задачи КаПо входит защита конституционного строя, контрразведка, борьба с терроризмом, экстремизмом и коррупцией среди всех государственных служащих. Грубо говоря, малочисленная КаПо помимо выше перечисленных линий занимается работой управления «М» ФСБ и совмещает функции многочисленных УСБ разных силовых ведомств России. КаПо состоит из центральной и территориальных подразделений (отделы, дивизионы, бюро). Численность подразделения на обслуживаемой территории строится по принципу «активности» в регионе спецслужб сопредельного государства. Нужно отметить, что в Эстонии, как и в странах Скандинавии, сильный контрразведывательный режим. Да и эстонское общество строится по такому принципу, что не поймешь, где начинается КаПо и где она заканчивается. В большей степени это обусловлено тем, что линяя фронта «холодной войны» из Берлина переместилась к берегам реки Нарвы.

КаПо имеет самостоятельную структуру «ОПУ» (наружка, прослушка, перлюстрация сообщений и проч.) и малочисленную группу для силового захвата. Практически действует автономно, но в отличие от ФСБ, не является приоритетной по сравнению с полицией. Тут нет как у чекистов — «младшие и старшие товарищи». «Просто мы все делаем общее дело в рамках закона, — прокомментировал официальный представитель КаПо Андрес Кахар. — В эстонском УК есть параграфы и пункты, которые выполняем мы, есть другие параграфы, которые выполняются другими подразделениями департамента полиции. Мы не дублируем функции друг друга. Насчет перехода наших сотрудников в другой полицейский департамент такая практика есть — только по взаимному согласию. Если этот человек специалист, а мы не занимаемся этим видом преступности, почему нет?»

Кстати, в Эстонии налажена система четкого взаимоконтроля, которая не даст ни единого шанса крышевать бизнес, получать взятки, сливать информацию сотруднику КаПо или полиции. Во всех департаментах министерства (МВД) есть внутренний контроль. КаПо обеспечивает контрразведывательную и антикоррупционную проверку среди всех чиновников Эстонии.

В КаПо существует внутренний контроль сотрудников, и эта структура подчинена лично директору. А над директором и руководством КаПо «оперативный надзор» осуществляет департамент информации Минобороны (внешняя разведка). Соответственно, над ними такую же контрразведывательную проверку осуществляет другое подразделение КаПо. Очень распространенные в России должностные преступления, такие как несанкционированное использование «наружки» или «агентурная преступность» (использование агентуры для совершения преступления), расследуются и, независимо от должности и заслуг подозреваемых, наказываются. В позапрошлом году сотрудники КаПо возбудили уголовное дело в отношении префекта Тарту Аивара Отсальта (пост сравним с должностью начальника ГУВД области) как раз за несанкционированную слежку и довели дело до суда.

В Эстонии не существует «несанкционированных сливов» от спецслужб или полиции, утечек в газеты информации о политиках, поскольку частная жизнь, как и государственная, тоже охраняется законом, и на страже этого закона стоит как раз спецслужба КаПо. Поэтому отец-основатель КаПо, экс-директор этого департамента, экс-министр внутренних дел Юри Пихл, ушедший в большую политику, сказал корреспонденту «Новой», что «для нужд политики» «скелеты из сейфа» (компромат) вынимать не будет.

Под текст

Эстонская Катынь

Советская власть уничтожила всех местных полицейских

Первые эстонские полицейские появились в 1890 году после русификации, говорит автор нескольких книг об эстонской полиции историк Майю Крик. Это были местные, которые разговаривали на русском языке. Эстонцы работали городовыми, околоточными (околоточный надзиратель), квартальными (квартальный надзиратель) и участковыми приставами. Более высокие должности (полицмейстер, градоначальник) занимали русские и немцы, но и эстонец мог получить повышение по службе, если те переводились в другие губернии империи. В 1918 году во время первой немецкой оккупации роль полиции выполняла немецкая полевая жандармерия, политическим сыском занималась военная контрразведка рейхсвера. С приобретением независимости Эстония начала создавать и свою полицейскую структуру. Эстонцы, впрочем, как и их соседи финны, взяли самое лучшее от правоохранительной структуры бывшей метрополии.

Созданная 12 апреля 1920 года КаПо, 20 апреля того же года криминальная полиция, и позже полевая полиция были уничтожены в 1940 году, через год после вхождения в Эстонию войск РККА. Не доезжая до храма «Олевисте», минуя российское посольство на улице Вене, по адресу Пагари, 1, находится огромный особняк с внутренним двором. 1940–1941 гг. здесь погибли все эстонские полицейские — от рядового регулировщика до комиссаров и префектов. Масштаб чистки был такой огромный, что после войны 1945 года не осталось ни одного полицейского, ранее служившего своему государству. Чистилище было таким кровавым, что даже вошедшие вслед за убегавшими чекистами педантичные немцы не могли долго понять, зачем были нужны в окровавленном кабинете чекиста гинекологическое кресло, плоскогубцы и хирургические инструменты. Репрессии среди полицейских были насколько высоки (100%), а методы допроса и способы казни такими изуверскими, что смело можно говорить об «эстонской Катыни».

По данным эстонского Института памяти (Eesti Mälu Intituut)

Гоча Белтадзе
«Новая газета»