Одним из центральных событий очередной «Золотой Маски» в Эстонии» станет балет выдающегося хореографа современности Бориса Эйфмана «Карамазовы».
— Cкажите, пожалуйста, Борис Яковлевич, что побудило Вас выбрать профессию хореографа? — Я начал сочинять хореографию очень рано — в 16 лет. Тогда поставил балет по мотивам киноленты «Путевка в жизнь». Пожалуй, я счастливый человек: в уже достаточно юном возрасте сумел обнаружить в себе дар Всевышнего и начать реализовывать его.
— Обычно понятие «современный балет» отождествляется с понятием «модерн-балет». А что Вы считаете современностью применительно к искусству танца? Ведь часто современность, новизна исчерпываются использованием не входящих в классический балетный репертуар названий. Что для Вас первично: литературный материал или законы этого вида искусства? Как Вы воспринимаете творчество Матса Эка, Пины Бауш и других корифеев «модерн-балета»? — Современность в искусстве танца — это когда балетное искусство не только достойно отвечает на вызовы времени, вписываясь в текущий культурный контекст и являясь конкурентоспособным, но и не забывает о вечных духовных ценностях, о художественном наследии прошлого и «проклятых» вопросах о мире и человеке. Без данного фундамента никакая современность и «модерновость» невозможна. Смею надеяться, что в этом плане наш Театр является подлинным балетом начала ХХI века, способным показать современного человека, погруженного в непростую, противоречивую реальность. Не могу однозначно судить, что первично в том сложном многофункциональном процессе, которым является акт сочинения хореографии. Для меня, например, всегда очень важна музыка, поскольку именно она вдохновляет хореографа, дает творческий импульс. Но точно так же на создание нового произведения искусства может вдохновлять и конкретная историческая личность — Ольги Спесивцевой, Чайковского, императора Павла. Я ни в коем случае не занимаюсь иллюстрированием классики, а всегда стремлюсь выразить с помощью языка танца то магическое и неповторимое, что сокрыто в глубине текста, между строк. Подобный подход, в свою очередь, диктует необходимость применения определенных хореографических форм современного психологического балета. Что касается названных вами имен, безусловно, я уважаю и ценю этих хореографов. Но для меня важнее то, как западный современный балет, вернее, процесс его освоения главными театрами России, влияет на хореографическое искусство нашей страны. Да, у нас более чем активно копируются европейские образцы. Но ведь при этом подчас предается забвению колоссальное наследие прошлых эпох, игнорируются традиции русского балетного театра. Современный западный балет часто сводится к абстрактным композициям и тяготеет к автономии, уходу от театра вообще. Я же стремлюсь создавать такое балетное искусство, где есть драматизм, психологическая глубина, философия.
— Часто ли Вам приходилось сталкиваться с непониманием и враждебным отношением властных структур и критики? Считаете ли Вы, что современный творец должен находиться в каком-то диалоге с властью или лучше всего не обращать внимания на сам факт ее существования? — В советское время чиновники от культуры и партийные функционеры душили наш театр, обвиняя мои работы в идейной незрелости, непристойности и других смертных грехах. Разумеется, сегодня ничего подобного не происходит. А вот современная российская критика бывает по отношению ко мне довольно злой и — что самое неприятное — огульной, недостаточно вдумчивой. Возможно, это происходит оттого, что дефицит профессионалов сейчас ощущается везде — в том числе и в театральной критике. Поднятая вами тема отношений художника и власти — вечная. Об этом много писали великие мыслители прошлого, поэты, публицисты... Я уверен, что художник, творец должен заниматься своим делом, а государственные люди — своим. Но это не означает, что диалог с властью невозможен. Наоборот: он предпочтительнее оголтелого неприятия и отрицания всего и вся. Надо уметь слушать и слышать других. — В годы Вашей и моей юности очень популярна была песня Юрия Визбора с таким припевом «…А также в области балета мы впереди планеты всей». Можно ли сейчас утверждать так? — Отвечая на подобные вопросы, я неизменно обращаюсь к изобретенной мною формулировке — «балетный Ванкувер». (Эйфман имеет в виду провал российской команды на Зимней Олимпиаде.) Именно он будет ждать нас, если мы не сделаем все возможное для преодоления системного кризиса, в котором находится современный балет — как российский, так и мировой. Это касается и дефицита оригинальных идей, и кадрового голода (нехватка профессионалов, отсутствие достойной смены артистов), и, наконец, агрессивного наступления масскульта на высокое искусство. Но всегда повторяю: дорогу осилит идущий. Надо действовать, работать, искать! По крайней мере, ни Россия, ни другие страны постсоветского пространства не оскудели талантами. Найти одаренных детей, развить заложенный в них дар, вырастить ярких артистов — первоочередная задача деятелей балетного искусства.
— Для нынешних гастролей в Таллине Вы выбрали «Карамазовых», поставленных 15 лет назад. Почему? — Это один из наиболее значительных моих спектаклей. Обратиться к гениальному шедевру Достоeвского, попытаться перенести его метафизические искания на балетную сцену — это, вне всякого сомнения, смелый творческий вызов. В тексте романа для меня особенно важны две идеи. Первая — тема «карамазовщины», дурной наследственности, отравляющей все наше общество. Можно ли побороть этот злой рок, очиститься от скверны? Вторая идея — о путях достижения человечеством счастья и гармонии. Здесь центральным является диалог Ивана и Алексея, в нем данная тема получает исчерпывающее раскрытие. Очень рад, что эстонские зрители увидят это спектакль. Тем более что даже в Петербурге он идет достаточно редко. В Таллине последний раз наш коллектив выступал в декабре 2009 года с балетом «Онегин». Теплый, восторженный прием, оказанный нам эстонскими зрителями, в очередной раз подтвердил, что балет — универсальное средство духовного общения.
— По какому принципу формируется Ваша труппа? — Я ищу талантливых и ярких артистов, которые физически и технически готовы танцевать мою хореографию и способны стать достойными выразителями моих творческих идей. Я горжусь своими артистами, ведь работа балетного артиста, как и работа хореографа, — это тяжелейший, жертвенный труд.
— Как обстоят дела со строительством задуманных Вами Дворца танца и Академии танца? — Мы еще в начале этого большого и важного пути. Академия танца, где будут обучаться и воспитываться сироты и дети из неблагополучных семей, — городской проект, стратегически важная социальная программа. Ее целью является взращивание новых поколений деятелей балетного искусства. Что касается Дворца танца, то на данном этапе ведется довольно активная работа по усовершенствованию его проекта. Очень надеюсь, что в недалеком будущем в Санкт-Петербурге будет воздвигнут этот важнейший объект, который станет домом для нашей труппы, а также для коллективов, представляющих классический балет XIX века и хореографический авангард нового тысячелетия.
— Что Вам хочется сделать еще в первую очередь? — Сейчас все свои творческие силы я отдаю сочинению нового балета о скульпторах Родене и Камилле Клодель. Помните ахматовские строки: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»? Новый спектакль будет как раз об этом, а также о той земной цене, которую гении платят за вхождение в вечность и обретение бессмертия.
— Cкажите, пожалуйста, Борис Яковлевич, что побудило Вас выбрать профессию хореографа? 
