Балет «Преступление и наказание» зарождался с мыслями о Барышникове
Май Мурдмаа восстановила одно из лучших творений в своей карьере —
балет «Преступление и наказание», премьера которого состоялась 20 лет
назад. В среду представление обрело второе рождение, но на этот
раз не на подмостках театра «Эстония», а на большой сцене Русского
театра.
«Преступление и наказание» идет не в театре «Эстония», как это
было 20 лет назад, а на сцене Русского театра. Как так получилось?
Вот так. (Долго молчит.)
Вы сами ставили балет и сами были его продюсером. Это было трудно?
Да, это очень тяжело. Мне помогает только один человек, но... больше за такое дело я бы не взялась.
Можно, но не должно. Новый руководитель, другая репертуарная политика —
я очень хорошо все это понимаю. Насколько это себя оправдает — покажет
время. Кроме того, здесь со мной и артисты балета из «Эстонии»: Сергей
Упкин, Эве Андре и Виталий Николаев...
Если я в чем-то и разочаровалась, так это в том, что театр не
заинтересован в другом, по моему, очень многообещающем проекте — я
хотела сделать абсолютно новую версию балета «Anselmi lugu» («История
Ансельма», поставлен в 1978 году в театре «Эстония». — Ред.). Тема
спектакля — противопоставление между материальным и духовным началом —
прекрасно вписывается в наше время. Можно заново вывести на сцену и
балет «Kratt» («Домовой»).
Ведь в репертуаре театра абсолютно отсутствует эстонская классика. Ну
да, насколько это волнует публику вообще... В прежние времена спектакль
«Преступление и наказание» шел 20 раз при полных залах.
В Русском театре, конечно, хуже — билетов куплено пока немного.
Понятно, что этот зал несколько нетрадиционен для балетной постановки, и
эстонский зритель к нему еще не привык.
Критики считают «Преступление и наказание» одним из лучших достижений в вашей творческой карьере. Вы согласны?
Да, согласна.
Причины, по которым возрождают старые постановки, могут быть
разными. Кому-то хочется вспомнить былую славу, кто-то переосмыслил
сделанное, кого-то вдохновляет конкретный исполнитель... Что стало
побудительным мотивом для вас?
Во-первых, «Преступление и наказание» можно назвать, пожалуй, наиболее
яркой танцевальной драмой — это сценическое произведение, которое
осуществляется исключительно хореографическими средствами.
Это драма, в которой сюжет, психологизм и общий смысл развиваются
только за счет языка танца, а не пантомимы, например. Последнее
относится, скорее, к драматическому балету, но это уже совсем другое
дело. Хорошая танцевальная драма в целом психофизиологична, а это
означает, что каждое движение должно быть осмысленным и психологически
прочувствованным.
К сожалению, психофизиологический танец становится все более редким
явлением в мире вообще, не говоря уже об Эстонии. Танцовщики не могут
даже обращать на это внимание.
А в XIX веке, кстати, хорошо знали, что если, например, принимаешь
вторую или третью позицию (положение ног в классическом балете. — Ред.),
то нельзя это делать механически, а только прочувствованно. Одним
словом, пытаясь возродить эту традицию, мне хотелось внести разнообразие
в здешний танцевальный колорит.
Во-вторых, Сергей Упкин уже давно спрашивал меня, не хотела бы я
что-нибудь поставить вместе с ним. И в-третьих, существует также
некоторый момент «исправления ошибок», потому что в 1991 году поймать
Синюю птицу мне все-таки не удалось. (Смеется).
Я немножко переделала балет, но совсем немного. Убрала классический
танец, которого и без того было мало, и теперь язык танца стал более
современным и концентрированным.
Совершенно по-новому выглядит теперь главный монолог Раскольникова — в
тот момент, когда он отправляется убивать старуху-процентщицу.
Предыдущее решение показалось мне слабым. Групповых танцев, которые
присутствовали в оригинале в начале и в конце постановки, нет вообще.
Есть только три танцовщика: Раскольников, Соня и Порфирий Петрович, и
это, на мой взгляд, тоже пошло постановке на пользу.
Очень жаль, что по финансовым соображениям я не могла полностью
восстановить прекрасный образ Андриса Фрейбергса. Кустав-Агу Пюйман
нашел для него другие подмостки.
20 лет назад Раскольникова танцевали Юрий Екимов и Прийт
Крипсон. Говорят, что когда вы ставили «Преступление», у вас перед
глазами стоял Михаил Барышников?
Да, эта идея возникала у нас в Нью-Йорке в конце 1980-х, когда Миша (Барышников уже в 1974 году танцевал в тогдашнем
Кировском, а ныне Мариинском театре в постановке Мурдмаа «Пропащий сын».
— Ред.) был еще в очень хорошей форме, но не выступал (Барышников до
1989 года был художественным руководителем Американского балетного
театра. — Ред.). Но тогда эта идея у нас так и осталась на уровне
замысла, поскольку он, наверное, немного сомневался...
Жаль.
Да, жаль, иначе со мной был бы очень влиятельный менеджер... Но чтобы
что-то поставить в Нью-Йорке, даже с Барышниковым, нужно иметь очень
много денег. Один только оркестр чего стоит. А без оркестра Барышников
не танцевал никогда.
В 1992 году один фрагмент из «Преступления и наказания» все же
был исполнен на подмостках Нью-Йорка, правда, не в исполнении
Барышникова.
Да, Раскольникова исполнял солист Indianapolis Ballet Марк Е. Гомез, а Соню танцевала Марика Блосфельдт.
Как возникла идея поставить этот спектакль?
Я не могу этого сказать. Иногда точно знаю, откуда рождается замысел,
но в данном случае — нет. Может быть, вдохновением послужила музыка Арво
Пярта, знакомство с ним...
Вы использовали в «Преступлении и наказании» ранние произведения Пярта. Вы разрабатывали музыкальную драматургию вместе с ним?
Мы действительно общались, он был на репетициях, но в основном все идет
от меня. Я использую Первую и Вторую симфонии, есть также «Алине»,
«Credo», «Calix»... и звучание русских церковных колоколов.
Музыка — это вообще большая победа, она словно специально написана для
этого балета — настолько органично она в него вписывается. Все эти
душевные искания, страдания и катарсис...
Вы считаете, что Достоевский сейчас актуален?
Почему бы и нет. Граница дозволенного и недозволенного у нас очень
размыта. Вся эта коррупция, махинации, которые тайно организуются,
принцип, что если это не всплывет наружу, значит, все в порядке.
Моральная чистота личности, спокойствие души — это как бы не вопрос. В
этом смысле его произведение звучит современно. Конечно, в России оно
было бы наиболее уместным... Я не могу не упомянуть, насколько
произведение Достоевского гениально.
Раскольников очищается благодаря Соне, девушке легкого поведения...
Понятно, что мы не можем обойти сюжет, и Раскольников очищается через
душевные страдания.
Как вообще осуществляется возрождение старых балетных постановок? Вы сохранили хореографию в памяти?
Нет, в этом отношении я не могу похвастаться памятью. К счастью,
сохранилась одна любительская видеозапись постановки, которую я смогла
использовать. Прежде всего, я, так сказать, загрузила постановку в свое
тело и восстановила ее на эмоциональном уровне.
А если бы этой видеозаписи не было?
Тогда появилась бы совсем другая постановка.
«Балет-симфония» — еще одна ваша известная работа, которая датируется 1963 годом. Возможно ли ее восстановление?
(Вздыхает). Реально — нет. Можно, конечно, фантазировать, что это
возможно, но точно — нет. Я восхищаюсь Юло Вилимаа, который утверждает,
что он помнит все балетные постановки по памяти.
Что вы предпримите в следующий раз?
Хотелось бы поставить «Трамвай «Желание»», но где и когда — не знаю.
Цитаты из рецензий
«Три первых представления по «Преступлению и наказанию» с точки зрения
оркестра, хора и балета насыщены необычайной теплотой, трогательным
началом, гуманизмом: оригинальность замысла постановщика, притяжение
исполнителей и понимание сути современного театра легли в основу этой
внушительной постановки в эстонском музыкальном театре». Аго Херкюл (Sirp, 1991)
«За «Искуплением Маарьямаа» следует логическое продолжение одной из
вершин творчества Мурдмаа — вышедшего на сцену в 1991 году балета
«Преступление и наказание». Хнйли Эйнасто (сборник «Estonia esimene sajand», 2007)
«Май Мурдмаа сможет прожить на свете и без балета «Эстония», но сможет
ли балет «Эстония» обойтись без Мурдмаа, это более сомнительно». Кади Херкюл (Teater. Muusika.Kino, 1992)
Балет
«Преступление и наказание» Хореограф-постановщик: Май Мурдмаа Композитор: Арво Пярт Художники: Андрис Фрейбергс и Кустав-Агу Пюйман Партии исполняют: Сергей Упкин, Эве Андре и Виталий Николаев Премьера прошла 20 лет назад, в 1991 году, в театре «Эстония» Премьера
новой постановки состоялась на большой сцене Русского театра 16 ноября,
следующие представления пройдут 25 ноября, 12 и 14 декабря.