Моя Эстония

Журналист вспоминает предыдущую денежную реформу в Эстонии, в ходе которой рубли менялись на кроны. Это было время, когда за рубли скупали любой товар, имевший хоть какую-то ценность, а музыкантам в ресторане бросали сотенные купюры.

Время действия: 19 июня 1992 года. Последний день, когда в Эстонии платежным средством был рубль. Вечером того же дня проходившие во многих школах выпускные вечера были ненадолго прерваны для того, чтобы послушать речь премьер-министра Тийта Вяхи о том, как будет проходить денежная реформа.

Грядет реформа

Зачем человеку шесть комплектов шахмат? Затем, что больше покупать было нечего. Полки магазинов были пусты.

Уже в мае людям было ясно, что до конца июня будет проведена денежная реформа. Но поскольку все детали держались в тайне, газеты вовсю спекулировали на эту тему. Некоторые публикации казались вполне достоверными, несмотря на то, что Комитет по проведению денежной реформы надежно хранил в секрете дату ее проведения.

Так, в интервью, данном в начале июня Financial Times, президент Банка Эстонии Сийм Каллас сказал, что денежная реформа скорее всего будет проведена 20 или 21 июня, это совпадает с исторической датой, когда в 1948 году была введена в обращение немецкая марка. Каллас даже озвучил обменный курс: эстонская крона может относиться к немецкой марке примерно так же, как австрийский шиллинг. Так оно и случилось.

В мае 1992 года средняя зарплата в Эстонии составляла 3500 рублей, при этом использовали такое понятие, как «средний доход». В мае он составлял 6700 рублей на человека.

13 июня Банк Эстонии приобрел в собст­венность почти 4000 резервных лесных делянок. Учетная стоимость почти 15 000 гектаров леса, купленного в покрытие эстонской кроны, составляла более 150 миллионов долларов США.

В то время как в Йыгева кто-то покупал шесть комплектов шахмат, в Тарту одна семья купила дом.

«К тому времени я давно работала в Тартуском опорно-показательном совхозе. В конце 1980-х или начале 1990-х годов был составлен договор, по которому этот дом можно было купить в рассрочку на 25 лет, — вспоминает Йыльме Раяло. — Когда рубль еще чего-то стоил, зарплата в совхозе была чуть меньше 200 рублей. Когда рубль стал падать, зарплату нам увеличивали каждый месяц. Рублей у нас было много, так что мы смогли купить дом, тем более, что цена на него не менялась».

Справедливости ради заметим, что в последние часы, когда в обращении оставались рубли, на них покупали все же товар в магазинах.

«Это было ужасно. Промтовары еще выбирали, но продтовары сметали вчистую, — вспоминает Марви Кибе, возглавлявшая в те годы один из самых больших тартуских торговых центров. — Не припомню, брали ли пылившиеся на полках банки с молдавскими помидорами, но все остальные продовольственные товары брали без разбору».

19 июня газета Postimees, сообщая о том, что в Тартуский универмаг выстроилась огромная очередь — около 600 человек, писала, что тартуские покупатели воспринимают денежную реформу со спокойной паникой.

За год до денежной реформы в газетах публиковались объявления, в которых товар предлагался исключительно за валюту. Обозначения валют FIM, SEK и DEM стали привычными и прочно вошли в обиход.

В конце 1991 года ги­пер­инфляция рубля набирала обороты, в феврале 1992 года стоимость жизни в Эстонии выросла на 72 процента. В Тарту ввели в обращение собственные деньги, на которые товары первой необходимости продавались в некоторых магазинах исключительно тартусцам.

«Мы не могли подключить­ся к этой инициативе. «Тартуские деньги» представляли собой просто бумажки с напечатанным текстом, не имевшие никакого покрытия», — вспоминает Марви Кибе.

Сотню — музыканту

В Postimees последняя страница пестрила объявлениями, в которых один товар предлагали обменять на другой. Никто ничего не продавал, все только меняли. Вот некоторые из объявлений: «Меняю «Яву 368» на водку» или «Меняю «Москвич-407» на бензин и сахар».

На рынках все чаще расплачивались валютой. В начале июня Тартуский рынок сообщил, что продавцы, продающие свой товар за валюту, должны платить рыночный сбор в валюте. Благодаря этому нововведению рынок заработал 1300 финских марок.

«В последние дни, когда в обращении были рубли, в кас­се по вечерам было столько де­нег, что она не закрывалась», — вспоминает Лийвия Каламеэс, работавшая в баре одного из тартуских ресторанов.

В те годы учреждения общепита товар получали по фондовым спискам управлений торговли, и некоторые товары абсолютно не пользовались спросом. Но в последние «рублевые» дни люди тратили деньги без разбора.

«У нас был такой алкогольный напиток Abu Simbel, на который пять лет никто не смотрел, а тут скупили все запасы. Ликер Lehesadu тоже до этого не пользовался спросом, а перед реформой пошел на ура», — рассказала она.

Те, кто не имел знакомств или возможностей потратить рубли на что-то дельное, просто швыряли их на ветер. «У музыкантов была такса — пять рублей за песню, а тут могли и сотню кинуть», — вспоминает Каламеэс.

Вскоре стало понятно, что зря швыряли деньгами. Никто точно не знал, сколько руб­лей разрешат поменять на кро­ны. И если обывателям ка­за­лось, что рублей у них слиш­ком много, то банкам постоян­но не хватало наличных денег.

В начале 1992 года был учрежден Hansapank. Банкиру Юри Мыйзу последние дни обращения рубля запомнились в основном бессонными ночами, когда приходилось пересчитывать деньги. «Когда стало известно, что 1500 рублей можно будет обменять на 150 крон, люди стали скупать рубли за валюту, чтобы было, что обменять. Вот такой своеобразный бизнес», — заметил Мыйз.

Как припомнила директор Тартуского отделения Социального банка Вайке Мартинсон, в последние дни перед реформой рубли были в таком дефиците, что каждый рабочий день начинался с обсуждения, кому выдавать наличность, а кому отказать. Дни выплаты пенсий и стипендий отодвигались, не говоря уже о днях выплаты получки.

В первые дни после введения кроны многие магазины были просто закрыты. Однако Тартуский универмаг работал, и опять образовались очереди. Заведующая универмагом Марви Кибе уверяла со страниц Postimees, что того количества продуктов, которые в панике скупили перед реформой, хватит по меньшей мере на неделю.

«Но люди, едва обменяв рубли на кроны, шли в магазин. Хлеб и булка стоили сенты»,- вспоминает Кибе.

На верхнем этаже универмага был отдел, в котором до это­го бытовая техника из Фин­ляндии и Германии продавалась за валюту, а теперь — за кроны. Впрочем, на 150 крон, которые получал человек, не очень-то купишь стиральную машину стоимостью более 4000 крон. Так что кое у кого возникло стойкое ощущение, что в этой жизни уже ничего не сможешь себе позволить.

Денежная реформа в Эстонии
• Обмен денег проходил с 20 по 22 июня 1992 года.
• В списки лиц, которые могут обменять деньги, был внесен 1 410 951 житель Эстонии, из которых деньги обменяли 1 096 706 человек. В среднем меняли 136,41 крону.
• До 1500 рублей можно было обменять по курсу 10 рублей = 1 крона, а суммы свыше этого меняли по курсу 50 рублей = 1 крона.
• 1 июня Сийм Каллас сообщил, что в обращение было выпущено 593 164 250 крон. Денежная реформа привязала эстонскую крону к немецкой марке в соотношении: 1 DEM = 8 EEK.
• После денежной реформы средняя зарплата в Эстонии составляла 549 крон, а средняя пенсия — 200 крон.

Виллу Пяэрт, редактор научного сайта Тартуского университета Novaator

rus.postimees.ee