Две тартуские поэтессы, Doxie (псевдоним Татьяны Сигаловой) и Людмила
Логинова, выпустили на пару тоненький сборник «Отторжения». Третий
тартуский автор, незнакомка под псевдонимом Маня Норк, опубликовала в
свежем номере журнала «Таллинн» роман «Анамор».
И этот роман, и стихи двух названных авторов принадлежат к
своеобразному явлению, которое можно назвать тартуской русской
литературой третьего тысячелетия.
Симбиоз противоположностей
В крошечной тетрадке «Отторжения: тартуский сборник» пришлось уживаться
абсолютно разным индивидуальностям. В похвалу Людмиле Логиновой можно
сказать, что она уверенно владеет техникой стихосложения и ее
метрический репертуар разнообразен. В предисловии Логинова пишет: «Докси
– авангардист, новатор стиха, а я архаист, но архаист до того махровый,
что это может тоже сойти за новаторство».
Филологическое образование порою – помеха спонтанному творчеству, и
здесь именно тот случай, и прах Юрия Тынянова, автора «Архаистов и
новаторов», Логинова тревожит всуе. На самом деле в ее стихах слышны
отзвуки Серебряного века, причем разных поэтов и разных направлений: тут
есть и Брюсов («Цари на земле незаметны»), и Ахматова с примесью
Цветаевой («Марина Мнишек»), и Блок с Есениным («Я тоже получу по
вере...») и т.д. Словом, это стихи, но поэзия ли? Не знаю. Скорее,
желание поэзии.
Doxie же в этой тетрадке выглядит узнаваемой, но в чем-то и новой. Дело в
том, что свою часть «Отторжений» она формировала как бы в преддверии
выпуска следующего сборника – «Стихов Александры Мухиной». А
«Отторжения» в их нынешнем виде возникли, скорее всего, потому, что
напечатаны без поддержки «Капитала культуры», за счет авторов, а вдвоем
это делать сподручнее.
Александру Мухину Doxie придумала как alter ego, автора как бы не вполне своих стихов (а иногда – слишком уж своих:
человеку трудно бывает раскрыть душу до самого дна, а так как этого
нестерпимо хочется, пусть душа будет якобы чужой). По воле Doxie Мухиной
пришлось умереть, не дожив до 25 лет, и это тоже входит в правила игры:
неприкаянная Мухина и не могла зажиться на этом свете. В ее стихах
мотивы смерти повторяются с пугающей частотой. Хотя и к смерти
лирическая героиня относится с иронией:
И на могильном камне у меня
Пусть прочитают взрослые и дети:
Ее стихи – полнейшая фигня.
Зато какая сдохла добродетель!
«Анамор»... почти «Амаркорд»
Созвучие случайно: название фильма Феллини переводится как «Я
вспоминаю», а романа Мани Норк – как «Не-любовь», «Безлюбие». Но есть и
внутреннее созвучие: «Анамор» – поток сознания, воспоминания героини,
начиная с раннего детства и до 15 лет. Это хорошая проза: Маня Норк
очень чутка к языку и к изображению, пластике, возникающей из слова.
Она знает, что первая фраза должна брать читателя за грудки и не
отпускать, как у Олеши в «Зависти»: «По утрам он поет в клозете». Первая
фраза «Анамора» тоже многообещающая: «В шесть лет я уже знала: из
покойников, стариков и психов никогда не возвращаются».
Наверное, на Маню Норк повлияли те же обстоятельства, что на Doxie с ее
Александрой Мухиной: вступление в жизнь происходило в эпоху, оставившую
после себя запах гниения и распада, когда воздуха (свободы)
категорически не хватало и удушье ощущалось непрерывно. Сдавленность
атмосферы, несвобода дыхания заставляют талантливого человека искать
если не выход, то компенсацию – и та приходит в виде обостренной
наблюдательности, повышенной чувствительности к внешним раздражителям, а
прирожденный дар учит все пропущенное через себя запоминать и отливать в
словесную форму.
У таких романов, как «Анамор», нет сюжета в привычном понимании, его
занимает продвижение авторского «я» сквозь время и наслаивающиеся друг
на друга воспоминания. Автор пишет правду, а правда – жестокая штука.
Центральное место в романе занимают отношения героини с матерью, рано
ушедшей из жизни. Это любовь, но не спокойная, какую не замечаешь, как
не замечаешь воздух (хотя без него не прожить), а бурная, переходящая в
отторжение, в захлебывающееся от горя: мама меня не любит! Трагическая любовь – трагедию можно пережить в любом возрасте!
«"Анамор” – это когда любовь и не подозревает, что ты есть на свете и
поэтому не прикасается к тебе», – поясняет автор. Правота и печальная
правда романа в том, что слишком многим довелось испытать такое. Утешает
лишь одно: у нас появился еще один талантливый прозаик, пишущий на
хорошем русском языке.